начала задумываться, а не сама ли она стерла свои воспоминания? Люди часто вытесняют из сознания то, что их травмирует. А кто захочет помнить, как привел к массовым смертям? Может, Сфена прав: Ма только хотела казаться жертвой обстоятельств, на самом деле она ничем не лучше Старших Братьев? И если это признает, примет себя такой, какой есть, то избавится от чувства вины и сможет продлить жизнь, которую покинула тринадцать лет назад? Жизнь до Бекира.

Жизнь до Бекира.

До Бекира.

Без Бекира.

Ма почувствовала, как подбородком стекает горячая струйка крови Сфены. Она торжествующе улыбнулась, игнорируя необычный, суетливый шум из коридора.

Когда Ма хотела быть ученой, доказать всем свою ценность, а потом жизнь поставила перед ней выбор, на который она, почти не раздумывая, согласилась. Она выбрала стать матерью. За годы воспитания Бекира Ма забыла о своей первой цели, о жизни на Станции Старших Братьев. Но мемобомба ее разбудила, и теперь пора с собой встретиться. С той, что была способна на подвох и убийство ради выживания. С единственным отличием: теперь она будет делать все, чтобы выжил Бекир.

Ма осторожно сплюнула себе за шиворот окровавленный кусочек мочки.

Сфены. Первая Зрачок не ошибается: Ма — урод. Годы в Деште Ма пыталась это отрицать, резала наросты на спине, внимательно следила за уровнем суура в своем теле и, утоляя затаенное чувство вины, забывая о себе, помогала другим засоленным. Вроде бы так могла обезопаситься от того, чтобы стать уродом. Но теперь она должна была объединить эти две части себя. Как ни было больно. Но в этом нуждался Бекир. Этого нуждалась она.

Сфена может сколько угодно пытаться закрыть свой ум от бакасы, но она не понимает Дешта так, как истинный засоленный.

Азиз-баба был прав. Надо научиться жить с тем, что не можешь изменить.

Ма — чудовище. А каждый засоленный знает: кровь — самый ценный товар в

Кое-что, потому что она дает власть.

Бекир. Мукоэде ляин эр — неуязвимая зона

Бекир стащил маску и спрыгнул с тулпара. Кожа горела, глаза разъедали

от песка, а язык хотелось вытереть о рукав. К Бекиру смеясь подбежала Черная

Корова и принялась отряхивать, а потом протянула свою воду. Бекир сделал четыре глотка, как было принято обращаться с дарованной тебе водой в Деште, и усилием воли заставил себя не допивать одним махом. Свой бурдюк он потерял, убегая от бури.

— Но я знала, что с вами все хорошо, вот просто знала, — радостно всплеснула в ладони девочка.

Бекира неожиданно заскочил такой пыл, словно они не виделись вечность, а не несколько часов, пока убегали от бури, словно Ниязи сообщил Черной

Корове что-то такое, что подогрело ее отношение к Бекиру. Он осторожно улыбнулся девочке и покосился на Ниязе. Мальчик-лисенок едва заметно покачал головой:

«Нет, я не говорил с Черной Коровой о твоем отце. Да, она всегда такая.

немного причмелена».

С тех пор как Черная Корова вспомнила, что ее отца звали Марко Дорош, Бекир постоянно думал, как ей признаться в том, что у его отца тоже было такое имя.

По дороге он даже придумал, что имя просто совпадение. До Вспышек многие разные люди назывались одинаково. Какова вероятность, что у них был один отец? К его счастью, акинджии не оставляли их наедине. Нормально поговорить не получалось.

Но не это его беспокоило сейчас больше всего. Бекир осторожно посмотрел в

Дешь. Саша Бедный и Талавир до сих пор не показались.

— Другие нас найдут, — сказал Ниязи, показывая на груду за спиной. — Это невозможно не заметить.

Издалека огромная куча металлолома напоминала Кара-Меркит из окрестностей Ак-Шеих. Ее набросали акинджии и гуманитарные конвои Старших Братьев, направлявшихся на Матерь Ветров. Отсюда до Станции оставался дневной переход.

— Акинджии называют ее Тотланган демир оба — Железная куча. Каждый, кто идет по этому пути, должен бросить что-то железное от себя. Шейтан говорит, что это плата на дороге за проход. Они все что-то дали. Не хочешь бросить? — Ниязи вопросительно посмотрел на Бекира, но тот проигнорировал. «Ага, будет он делиться своим железом

с дорогой в ад».

Дети сделали несколько шагов в кучу и с интересом стали разглядывать заброшенный лом. Металл в Деште ценился, он был легок, огнеупорен, способен пережить бурю, но и опасен. Считали, что железо накапливает суйер, особенно долго подставленный всем ветрам. Так много металла в одном месте Бекир еще не видел. Чего здесь только не было: ржавые автомобили, обломки от авиационных бомб, детали неизвестного назначения — все, чем жил и благодаря чему умер Киммерик. От кучи воняло ржавчиной и старостью. Зрелище завораживало и пугало, потому что было слишком чужим, слишком посторонним среди бескрайних степей Дешту, как опухоль, которая только разрасталась без всякого шанса ее избавиться.

— Чего охлаждаетесь? Валите делать укрытие, — раздалось над ними.

Бекир поднял глаза и увидел, что Близнецы стояли на краю стены из лома. Из-за бури двуглавый сын Саши Бедного до сих пор не восстановил целостности, в месте склеивания торчали отвратительные темно-розовые побеги. — Оглохли? Валите укрытие делать.

— А что? — спросила Черная Корова и демонстративно посмотрела на свои ладони. Близнецы синхронно показали непристойный жест, но промолчали.

— Разкомандовался, — буркнул Ниязи, — думает, как Саши Бедного нет, так он его заместитель.

Бекир снова посмотрел на Дешт. Солнце достигло зенита, Дешт звучал от жары и был пуст.

— Надо помочь натянуть тент, потому что все испечься, — сказал он друзьям

и полез ломом.

Возле груды из лома была сложена небольшая комната без крыши, на которую Джин

с Шейтаном пытались натянуть брезент. Близнецы размахивали свободными руками, делая вид, что управляют процессом. Бекира из Ниязи отправили помогать на стену, чтобы они оттуда тащили крышу. Самым полезным оказался мальчик-лисенок.

Он прыгал по ограде и таскал концы брезента, а Бекир наконец-то смог разглядеть восток. Как гнилые зубы, развевались руины Шейх-Эли, удостоверяя их близость к конечной цели путешествия. В небе неусыпным глазом темнела Мать Ветров. А еще дальше расстилались гнилые болота. Где-то